В.В. Русецкий
(соискатель ученой степени кафедры истории России XIX — начала XX века исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова)
Николай Иванович Евдокимов был старшим сыном в многодетной семье Ивана Евдокимова (ок. 1764 — после 1844), происходившего «из крестьян Уфимской губернии Богоруславской округи Руслановской слободы»[1] [2]. Отец будущего военачальника дослужился до чина подпоручика, что стало поощрением его скорее многолетней, нежели блистательной службы в артиллерии[3].
Совершенно по-другому сложилась военная карьера Николая Ивановича, родившегося в 1804 г. в станице Наурской близ Моздока[4]. Начинавший службу полуграмотным прапорщиком, Н.И. Евдокимов закончил войну генерал-адъютантом, генералом от инфантерии, графом и кавалером ордена Святого Георгия II степени. Вершиной карьеры «солдатского генерала» был окончательный разгром и пленение Шамиля, а затем и покорение Северо-Западного Кавказа.
Уже первые годы службы Евдокимова сложились довольно нео- бычно[5]. Известен случай, когда, провинившись, он самовольно покинул воинскую часть. Евдокимову грозило серьезное наказание, но он вернулся и был прощен. Причиной была информация, которую он выведал «относительно сил и местонахождения черкесского скопища»[6]. В другой раз Евдокимов с бесстрашием, граничащим с безрассудством, бросился в атаку на горцев и получил тяжелое ранение. В мае 1831 г. при освобождении города Тарки от крупного соединения имама Кази-Муллы он уже после выполнения данного командованием поручения обратил внимание на обнесенный стеной дом, над воротами которого развевалось несколько значков горцев. Думая, что в нем находится сам Кази-Мулла, прапорщик Евдокимов, объединив свою команду с двумя другими, находившимися поблизости, решился на штурм. Но солдат из-за стены встретил убийственный залп. «Большая часть передних людей, — писал А.Л. Зиссерман, — была перебита, а Евдокимов упал замертво, простреленный в щеку под левым глазом. Солдаты, подхватив Евдокимова, бросились назад, — штурм был отбит»[7].
Пулевое ранение «в левую сторону лица навылет с повреждением скуловой кости» оставило заметный рубец[8]. За него горцы впоследствии прозвали Евдокимова «Учь-гез», что дословно переводится как «Трехглазый», а в переносном смысле означает «прозревающий мысль и сердце». Евдокимов действительно «знал горца насквозь»[9].
Оба примера показательны и свидетельствуют о том, что Евдокимов не был слепым исполнителем воли начальства и имел склонность к самостоятельным действиям. Однако начало его военной карьеры не состояло из одних лишь выдающихся случаев. Большей частью в 20-е — начале 30-х гг. XIX в. Евдокимов, подобно многим другим его современникам, нес вполне обычную службу. «Пристрастился, было, к картишкам, — писал военный историк, — проигрываясь до того, что щеголял и летом, и зимою в одном дрянном сюртуке; от выпивки, по старому Кавказскому обычаю, тоже не отказывался и чуть было не попал в категорию отпетых обер-офицеров, которыми Кавказские полки изобиловали еще и до пятидесятых годов»[10].
Переломными для Евдокимова оказались первые годы третьего десятилетия XIX в. Тогда на Северо-Восточном Кавказе набирало силу новое духовное учение — мюридизм, ставший для горцев идеологической основой войны. Важным событием этого времени явилось утверждение в роли духовного и военного главы горцев Шамиля, власть которого, переживая взлеты и падения, просуществовала, во многом благодаря личным качествам имама, 25 лет.
С 1840-х гг. начался наиболее интенсивный период Кавказской войны, ознаменованный расцветом горской государственности. После катастрофы в Ахульго в августе 1839 г. и краткосрочной политической смерти Шамиля русское командование поспешило поверить в окончательную победу на Северо-Восточном Кавказе. Однако в действительности имаму с помощью примкнувшего к нему населения Чечни достаточно быстро удалось не только восстановить, но и усилить свое влияние.
К тому времени Евдокимов имел уже немалый боевой опыт, участвуя в многочисленных операциях Кавказского корпуса, и в 1840 г. был рекомендован на ответственный пост Койсубулинского пристава в Дагестане (т.е. управляющего местным населением в обществе Койсубу). Институт приставства, будучи опытом введения в среде горцев начал российской администрации, в сущности, играл роль сдерживающего фактора. Задача пристава сводилась в основном к удержанию в покорности местного населения и сохранению важных стратегических пунктов. В ведении пристава находилась также милиция, набиравшаяся из местных жителей в помощь разбросанным по всему Кавказу войскам. Назначать на эту должность старались людей, хорошо знакомых с краем, нравами и обычаями горцев.
Н.И. Евдокимов явился на этом посту своего рода исключением[11]. Из-за специфики должности на нее большей частью принимались находившиеся на службе в российской армии местные уроженцы. Однако майор Евдокимов, несмотря на свое русское происхождение, как никто другой, соответствовал предъявляемым требованиям. С детства близкий к горцам, он отлично знал и учитывал свойства их характера, а почти двадцатилетняя служба в Дагестане дала ему возможность ознакомиться с местными наречиями и лучше приглядеться к обычаям и психологии населения.
Между тем обстановка в регионе накалялась, и сдерживать горцев становилось все труднее. Койсубулинское приставство, по замечанию А.Л. Зиссермана, оказалось «некоторым образом мифом; главные аулы изменили и подчинились Шамилю»[12]. В итоге ни армия, ни тем более Евдокимов в качестве пристава не в состоянии были совладать с вырвавшейся наружу стихией, обусловленной прежде всего «внутренними социальными процессами в горских обществах»[13].
С возобновлением в феврале 1842 г. военных действий Евдокимову было поручено командование «летучей» колонной, помогавшей действовать главному отряду ген.-л. К.К. Фези. И вскоре Евдокимову удалось проявить решимость, быстроту соображений и личную геройскую отвагу, за которые он был удостоен звания подполковника и ордена Святого Георгия IV степени[14]. С небольшим отрядом он закрепился в «отложившемся» от власти селении Унцукуль и захватил в плен находившихся в нем мюридов. Правда, сам при этом чуть было не поплатился жизнью. К выступавшему перед собравшимся народом Евдокимову незаметно подкрался юноша и неожиданно ударил кинжалом «ниже левой лопатки, так что конец вышел насквозь, на дюйм ниже сердца»[15]. К счастью, писал А.Л. Зиссерман, «с ротами был батальонный врач Любомудров, который успел перевязать рану Евдокимова»[16].
Для выздоровления Евдокимову хватило менее двух месяцев, и уже в конце мая 1842 г. он участвовал в печально известной своими результатами экспедиции ген.-л. П.Х. Граббе в глубь Чечни. Эта экспедиция наглядно показала Евдокимову, что можно ожидать от подобного рода предприятий, не приносивших ничего, кроме значительных людских и материальных потерь
[2] Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА). Ф. 846. Оп. 16. Ед. хр. 6696. Ч. 17. Л. 55 об.
[3] См.: Ореус И.И. Граф Николай Иванович Евдокимов // Русская старина (далее — РС). 1888. Т. 58. № 4. С. 145.
[4] РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Ед. хр. 7074. Ч. 3. Л. 775.
[5] См.: Ореус И.И. Указ. соч. // РС. 1888. Т. 58. № 4. С. 146—147; Кухарук С. Николай Евдокимов // Родина. 1994. № 3—4. С. 62.
[6] Ореус И.И. Указ. соч. // РС. 1888. Т. 58. № 4. С. 146—147.
[7] Зиссерман А.Л. Двадцать пять лет на Кавказе. СПб., 1884. Т. 3. С. 38; Акты, собранные Кавказскою археографическою комиссиею (далее — АКАК). Тифлис, 1883. Т. 8. С. 531.
[8] РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Ед. хр. 7074. Ч. 3. Л. 782.
[9] Ореус И.И. Указ. соч. // РС. 1888. Т. 58. № 4. С. 148.
[10] Зиссерман А.Л. Двадцать пят лет… Т. 3. С. 27.
[11] РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Ед. хр. 7074. Ч. 3. Л. 776.
[12] Зиссерман А.Л. Двадцать пять лет… Т. 3. С. 40.
[13] Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказская война. М., 1994. С. 381.
[14] Зиссерман А.Л. Двадцать пять лет. Т. 3. С. 40—44.
[15] Там же. С. 43.
[16] РГВИА. Ф. 489. Оп.1. Ед. хр. 7074. Ч. 3. Л. 783; Зиссерман А.Л. Двадцать пять лет. Т. 3. С. 43.