На жизнь и быт терско-гребенского казачества к середине XVI—XVIII в. определенное влияние оказали частые войны Ирана и Порты, набеги крымских татар, междоусобная борьба горских феодалов, активное участие местного населения в формировании казачества. При этом казачий быт, являвшийся специфической вариацией традиционного русского крестьянского быта, сохранил многие черты последнего и внес в него немало и своего.
Для своих поселений казаки использовали естественно укрепленные пункты, особенно на малых реках и протоках: острова, речные мысы, крутые и высокие берега, защищенные оврагами и болотами. Они селились также и на возвышенных местах — гребнях гор, и в ущельях (урочищах) Наур, Мекен и др. Со временем укрепленные лагеря гребенцов и терцев стали постоянными казачьими «городками», застроенными землянками и шалашами. В памяти старожилов они сохранились под названием «зимников», т. е. зимних, более прочных и стационарных жилищ с загонами для скота. Эти городки окружались оборонительными рвами, колючими терновыми изгородями и частоколами, внутри которых располагались казачьи землянки-курени — видимо, наиболее архаичное жилище русских поселенцев в крае. Курени представляли собой небольшие однокамерные земляные или полуземляные строения без окон, с открытыми очагами из камней на земляном и глинобитном основании, с земляными или же глинобитными «лавками» вдоль стен, иногда укрепляемых плетнями, обмазанными глиной или кизяком (дымовое отверстие вверху на случай непогоды закрывалось куском дерна или «квачом» — пучком сена и соломы) .
Кубанские (черноморские) казаки при устройстве своих селений придерживались старых запорожских традиций. Даже свое название их поселения получали от бывших запорожских куреней (38 из 40 вновь заложенных на Кубани селений повторили старое название). Здесь в условиях военного времени принимались необходимые меры защиты, станицы окружались рвами и земляными валами, обсаживались колючими кустарниками, а в нескольких местах вал перерезался воротами, охранявшимися казачьими караулами.
Иной была планировка и устройство «государевых городков» — крепостей на Северном Кавказе, таких, как Сунженский острог (1) или крепость Терки, одно из самых ранних описаний которой сделал Федот Котов (2). На основании этого и других свидетельств можно сделать вывод, что вначале Терский городок строился как типичный русский «государев» городок-крепость, каких много в то время возводилось на границах и во вновь освоенных и приобретенных «землицах» по Нижнему Дону и Волге, Лику, на Северном Кавказе и в Сибири. В Терском городке в основном бытовали типичные русские рубленые избы с чердаками, сенями и амбарами.
С самого начала своего образования северокавказское казачество отличалось пестрым этническим составом, о чем говорят даже официальные правительственные документы, сообщения путешественников и «сказки» самих казаков. В числе населения городков-крепостей по Тереку и Сунже наряду с русскими здесь проживали кабардинцы, ногайцы, кумыки, чеченцы,
ингуши и др. (3)
Это приводило к тому, что с самого начала беглая казачья вольница оказалась не только снаружи, но и изнутри в иноэтническом окружении, живя в непосредственном соседстве с коренным населением края. И это не могло не сказаться на материальной и духовной культуре различных групп северокавказского казачества. Естественно, что в его быт и культуру в этом случае проникали самые разнообразные элементы культуры местного населения, как, в свою очередь, русские и украинские элементы культуры со временем проникали и в среду соседнего горского населения, способствуя инфильтрации и взаимообогащению культур северокавказских народов и русского населения края.
Гребенцы ставили свои дома по-русски, но они заимствовали у горцев, в частности у кабардинцев, сам характер внутреннего убранства дома: в одном углу было собрано и развешано по стенам оружие п доспехи, в другом — возвышались постели и одеяла, сложенные ровными кипами, а на самом видном месте красовалась на полочках тщательно вычищенная и парадно расставленная посуда. Одновременно в доме удерживалась традиционная русская печь с широким устьем, просторные лавки, правда, по-кавказски покрытые коврами, стол, а в красном углу возвышался киот с образами.
Смешанный этнический состав казачества отразился и на бытовании в старых казачьих поселениях типично кавказских построек. Так, с самого начала большое распространение здесь получили «сакли», строившиеся по местному образцу из сырцового кирпича. Сакля имела плоскую крышу, нижнее основание которой зачастую было для нижерасположенной сакли потолком. Встречались сакли с плоскими крышами и на два ската, с небольшим уклоном кровли. Выполняя на раннем этапе роль жилых помещений, сакли постепенно превращались в подсобные строения, используемые для различных хозяйственных нужд.
В отдельных районах Северного Кавказа, особенно на Тереке, в то время богатом лесами, почти повсеместно в «государевых городках» бытовали типичные русские рубленые избы, вытянутые в плане и состоящие из одного или двух жилых помещений, соединенных сенями.
Постепенно известное влияние на планировку жилищ оказали также приемы домостроительства донского казачества с переселением на Северный Кавказ начиная с 20—30-х годов XVIII в. части донских казаков и «иногородних» из южных районов страны. К концу XVIII в. на Тереке, а затем и на Кубани (восточные районы линейных станиц) уже встречались большие по размеру «круглые» донские дома, рассчитанные на большесемейные коллективы.
В одежде терских и кубанских казаков при преобладании в ней восточнославянского комплекса можно проследить и некоторые локальные отличия: например, в восточных и западных районах Северного Кавказа у кубанского казачества в одежде рельефнее проступают украинские черты, в то время как в станицах по Тереку и в отдельных казачьих селениях восточной Кубани заметнее русские черты и сильнее чувствуется местное кавказское влияние.
Традиционная мужская одежда рядовых казаков на Тереке состояла вначале из длинной до колен русской холщовой рубахи с прямым или косым разрезом ворота (сорочка с различными вариантами покроя, прямым рукавом) (4). Рубаху казаки заправляли в штаны или в шаровары, хотя старообрядцы предпочитали носить ее по старинке — навыпуск. Обязательной принадлежностью мужской казачьей одежды был кавказского типа пояс, популярный на Тереке и Кубани, зары (особенно у кубанцев) русского и украинского «широченного» покроя шились чаще всего из холста. Старинной верхней одеждой мужчин был чекмень-зипун («свитка», «жупан» у кубанцев). Одновременно такая одежда являлась и форменной для северокавказского казачества. Головным убором у казаков чаще всего была шапка куполообразной формы, широко распространенной у татар и ногайцев (колпак), а затем и меховая папаха (типа «кубанки»), такая же, как и у соседних горских народов Северного Кавказа. Обувь — лапти, сапоги, башмаки, «ходаки» из сыромятной кожи с пришивной подошвой (типа бродней) и черевики. Кроме того, казаки часто на местный манер подвешивали к кавказскому поясу кинжал и саблю (с которыми не расставались никогда) и носили кушак.
Со временем «кавказские» черты в одежде гребенцев и терцев усиливаются, как об этом писал в XVIII в. И.-Ф. Миллер. По его словам, одежда и оружие казаков были «на черкесский манер» — по образцу и подобию одежды и оружия их соседей — кабардинцев (5).
Простотой и незамысловатостью отличался и костюм казачки, состоявший из рубашки-сорочки старорусского покроя, выполнявшей одновременно роль нательной и верхней одежды. Покрои женских рубах отличались некоторым разнообразием и варьировались в западных и восточных областях Северного Кавказа. Так, в западных станицах у кубанского и части терского казачества традиционной женской одеждой были блузка и юбка, более типичные для костюма украинцев и белорусов (здесь же казачки носили и фартуки — передник «завеска», передник с грудиной).
В числе украшений отмечены украинские монисты, ленты и т. п. Обычной же верхней одеждой казачек на Тереке являлся женский зипун, ладно облегавший фигуру, на металлических застежках — по кавказскому образцу. Голову принято было покрывать домотканым платком, из-под которого видна «кавказская» шапочка, поскольку без головного убора женщина, как и у горцев, не имела права показаться на улице и даже быть дома простоволосой в присутствии свекра и свекрови. Украшений казачки носили много: серебряные пояса, серьги, бусы (мониста), кольца, чеченские и дагестанские браслеты, в чем явно прослеживалось кавказское влияние (особенно у гребенцов) (6). В обычае было сурьмить брови и ресницы, отбеливать и сильно румянить лицо специально приготовленными по местным кавказским рецептам косметическими составами — казачки были весьма искусны в косметике.
Одно из самых ранних упоминаний о пище русского населения Северного Кавказа содержится в документах начала XVII в., из которых следует, что в период «Смутного» времени на Руси жители Терского городка покупали просо у кабардинских и кумыцких людей, с которыми поддерживали тесные хозяйственно-экономические отношения, и жили вполне независимо от «государевой дачи», благодаря помощи и поддержке местного населения (7). Видимо, к этому времени восходит традиция изготовлять из «сорочинского пшена» казачью саламату, квашу, кулагу, напоминающие по способу приготовления пшенную «пасту» у соседних адыгских и других народов Северного Кавказа. Определенную роль в пище казаков играл и привозной хлеб.
В условиях постоянных набегов крымских татар и османских отрядов и их местных союзников, междоусобных распрей феодальных владетелей, в которых принимали участие и казаки, земледелие в казачьих городках по Тереку и Сунже было весьма неперспективным делом, и основным богатством у гребенцов, как и у их соседей-кабардинцев, долгое время являлся скот (крупный рогатый, овцы, козы, лошади). Поэтому в начальный период в пищевом рационе казачества на Северном Кавказе преобладало мясо, получаемое как продукт скотоводства и добываемое на охоте, молочные продукты, а также рыба и дикорастущие овощи и фрукты, которыми был в то время так богат Северный Кавказ (8).
Выше указывалось, что у некоторых народов Северного Кавказа в описываемое время были хорошо развиты овощеводство и садоводство, которые позже получили также широкое развитие и у русского населения края, и это отразилось на пищевом рационе терских и кубанских казаков. В их обеденном меню можно было встретить капусту, свеклу, огурцы, баклажаны, перец, лук, чеснок, фасоль, горох, местные кулинарные травы. Как местное, так и русское население края в изобилии запасало на зиму фрукты и овощи в свежем и консервированном виде, используя различные способы их хранения, в том числе и типично восточнославянские — квашение, соление, маринование.
Большое развитие в крае со временем получило бахчеводство — выращивание тыкв, дынь, арбузов и баклажанов, из которых приготовлялось много различных блюд и деликатесов. Фрукты дикорастущие и окультуренные употреблялись свежими, сушились, варились в виде компотов («узвар»), из них готовились варенья и начинки для мучных изделий, различные подливы и соусы к мясным и мучным блюдам.
Со временем в терских и кубанских станицах было освоено и виноградарство; это привело к развитию в середине XVIII в. в казачьих районах виноделия, и прежде всего в старожильческих станицах Кизляро-Гребенского полка. Из напитков, помимо вин различных сортов, (особой популярностью у казаков, в частности, пользовалось молодое вино «чихарь»), из винограда гналась крепкая водка, из выжимок приготовлялись хмельная брага, квас.
Семейная обрядность. В период формирования терско-гребенского казачества и чуть ли не до середины XVIII в. в крае преобладала малая форма семьи, о чем, в частности, говорят и официальные источники того времени. Судя по ним, семьи казаков состояли из двух поколений — родителей и детей, т. е. отмечены типично малые семьи, насчитывающие от трех до шести человек (четверо детей максимум).
Часть браков вначале, судя по некоторым данным, заключалась в результате умыкания невест у соседей-горцев, часть совершалась по добровольному согласию. Во многих случаях казаки имели возможность вступить в родственные отношения с семьями «показачившихся» выходцев из среды местных народов, прибывавших на постоянное жительство в казачьи городки, а также с их родственниками и кунаками, остававшимися в горских обществах. Следы подобных брачных союзов — смешанных браков — четко прослеживаются в антропологическом типе населения старожильческих станиц Кизляро-Гребенского полка (Червленая, Гребенская, Шадринская, Курдюковская и др.).
У первых русских поселенцев на Тереке свадебные обряды отличались определенной простотой. Зачастую сам акт заключения брака у терцев, как и у донцов, состоял в объявлении на казачьем «кругу» о желании казака и казачки стать мужем и женой. В знак защиты и покровительства казак, как это было положено, прикрывал женщину полой своего кафтана. Эта сугубо народная форма заключения гражданского брака долгое время сохранялась в казачьей староверческой среде, отвергавшей церковное «таинство» брака. Известны были примеры и еще одной архаической (языческой по своей сути) формы заключения брака, бытовавшей на Дону и Тереке — «венчание» вокруг березы или вербы. Иногда же брак вообще не заключался, когда жена умыкалась или же попадала в плен как «законная» военная добыча.
Заимствованные «горские» черты в свадебной обрядности северокавказского казачества, и в первую очередь терского, можно видеть в характере праздничной одежды жениха и невесты, в одаривании молодых (у гребенцов, как и у горцев, в число даров обязательно входили предметы домашнего обихода: изготовленные из металла кувшины, тазики, блюда и т. п.), в некоторых деталях свадебного обряда, например возведении невесты на белый войлок (как у тюркоязычных народов Северного Кавказа), во всем внешнем антураже казачьей свадьбы: джигитовка, стрельба из ружей и пистолетов, исполнение кавказских танцев.
На основе укрепления экономических, культурных и семейно-родственных связей между русским и северокавказским населением края у казачества некоторых станиц вошло в обычай куначество, побратимство, гостеприимство и даже аталычество.
Большую роль в повседневной жизни вольных казачьих обществ еще на раннем этапе их истории в крае играла казачья община, или «курень», регламентировавший все нормы казачьего быта с их устойчивыми традициями коллективизма и взаимопомощи, начиная от трудовой деятельности — совместный выпас скота, артельное рыболовство, охота, воинское казачье «односумье», «складничество», различные «помощи» и «спрягательство» — и кончая разнообразными их проявлениями в общественной жизни казачьих городков и станиц — например, общестаничные праздники и торжества, совместное проведение досуга — посиделки, вечерки и кулачные бои — «кулачки» на Тереке.
Как известно, большую часть населения терских и кубанских станиц в прошлом по вероисповеданию составляли православные и старообрядцы. Последние начали селиться в крае с середины XVII в., особенно после подавления Крестьянской войны под руководством С. П. Разина, считая эту Южную «Украину» — Дон и Яик— «заповедным» для себя местом. На Кубани старообрядцы появились в начале XVIII в. Кроме них в более позднее время на Тереке и Кубани селились различные общины сектантов: духоборы, хлысты и др. Судя по источникам, наибольшей консервативностью в исполнении религиозных обрядов и предписаний веры отличались старообрядцы и сектанты, хотя в целом религиозность казачества была меньшей, чем у «иногородних» — государственных крестьян-однодворцев, прибывавших на Северный Кавказ в 80-х годах XVIII в. из центральных и южных черноземных губерний России.
Помимо этого, на все стороны быта населения казачьих станиц Северного Кавказа большое влияние оказывали разнообразные и многоликие элементы архаических восточнославянских языческих верований, к которым затем добавились и некоторые местные северокавказские верования, составив в целом своеобразный пласт бытования казачьих суеверий, встречаемых исследователями в пережиточной форме даже в XX в.
- КРО. Т. 1. С. 302, 311—315, 368, 419; Ц ГАДА. Ф. Кумыцкие дела. Оп. 1. 1653 г. Д. 1. Л. 277—279.
- Хождение купца Федота Котова в Персию. М., 1958. С. 33.
- ЦГАДА. Ф. Ногайские дела. Оп. 1. 1627 г. Д. 1. Л. 413-417; Кумыцкие дела. Оп. 1. 1632 г. Д. 1. Л. 111—118; КРО. Т. 1. С. 256, 257. М., 1957. Т. 2. С. 104, 167—169, 180, 221, 238, 318—319, 356 и след.
- К сожалению, сведения об одежде рядового казачества на Тереке и Кубани в XVI—XVIII вв. можно почерпнуть лишь из рисунков и гравюр путешественников XVIII в., да скудных упоминаний в официальных документах того времени (например, в описях погребального имущества и в описании «поминок», в перечнях ввозимых предметов торговли, причем наибольшее отражение в источниках нашли данные по одежде казаков и наименьшее —иногородних).
- ЦГАДА. Ф. Портфели Г.-Ф. Миллера, Д. 757/30 (Описание гребенских казаков).
- КР0. т. 2. С. 363, 359—364; СМОМПК. Тифлис, 1904. Выл. 33. С. 258.
- ЦГАДА. Ф. Ногайские дела. Оп. 1. 1627 г. Д. 1. Л. 416, 417; КРО. Т. 1. С. 120, 227 и след.
- КРО. Т. 1. С. 192; ЦГАДА. Ф. Кумыцкие дела. Оп. 1. 1654 г. Д. 1. Л. 66, 70.