КАЗАЧЕСТВО И ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

В. П. Трут

Ростовский государственный университет

К 1917 г. казаки всех призывных возрастов, т.е. наиболее трудоспо­собная и социально активная часть казачества, находились в армии. Ос­новная масса казачьих частей и подразделений была на фронте, а некото­рые располагались, в соответствии с приказами командования и общей диспозицией армейских частей, в тыловых городах и населенных пунктах.

Непосредственно накануне революции в Петрограде, где впоследствии развернулись основные события, находились расквартированные незадол­го до этого по распоряжению императора и соответствующего решения Ставки Верховного Главнокомандования 1-й и 4-й Донские казачьи пол­ки. В императорской резиденции в Царском Селе охрану Николая II и его семьи осуществляли казаки «Собственного Его Императорского Величе­ства конвоя» в составе 1-й и 2-й Кубанских и 3-й и 4-й Терских Лейб-гвардии казачьих сотен. Смешанная кубано-терская казачья полусотня, несшая службу по охране двора вдовствующей императрицы в г. Киеве, также формально входила в состав этого конвоя. Поэтому во всех офици­альных армейских документах того времени императорский конвой опре­делялся как пятисотенный [1]. Данное обстоятельство, к сожалению, в специальной литературе практически не отражено. Во время революци­онных событий февраля 1917 г. одна часть конвоя, которая сопровождала царя в его поездках, находилась вместе с ним в Ставке в г. Могилеве, а другая охраняла оставшихся в Царском Селе членов его семьи.

Участие казачьих частей столичного гарнизона в событиях начавшейся Февральской революции весьма неплохо отражено в литературе [2]. По­этому мы остановимся только на некоторых наиболее важных аспектах данного вопроса.

Буквально с самого начала революции в Петрограде казаки сразу же были вовлечены в ее бурные события. В первый день революции, 23 фев­раля (все даты до 14 февраля 1918 г. даются по существовавшему тогда в России юлианскому календарю. — В.Т.), против манифестантов были брошены в основном пешие и конные полицейские. Из числа армейских подразделений в этот день были при­влечены довольно немногочисленные разъезды донских казачьих полков, которые вместе с полицией выполняли приказы по поддержанию порядка в городе. Утром следующего дня они по приказу взяли под свой контроль наиболее важные объекты столицы [3]. Казаки послушно исполняли все приказы, в том числе и по разгону демонстрантов [4]. В то же самое вре­мя, уже тогда они, как верно замечали некоторые исследователи, проявля­ли явное нежелание выполнять возложенные на них функции, вели себя пассивно [5]. Так, в середине дня того же 24 февраля 3-я и 6-я сотни 1-го Донского полка блокировали Знаменскую площадь и разогнали митинго­вавшую там толпу [6]. Однако уже к вечеру казаки не стали препятство­вать демонстрантам и отказались помогать конной жандармерии. Заме­тившие это манифестанты стали кричать им «Ура!». Казаки отвечали по­клонами [4, с. 153-154].

Полусотня казаков 1-го Донского полка беспрепятственно пропустила большую колонну демонстрантов к Николаевскому мосту. Когда демон­странты двинулись к Среднему проспекту, дорогу им преградили поли­цейские. В это время мимо проезжали казачьи патрули из состава того же 1-го Донского полка, к которым полицейские обратились за помощью. Но казаки ответили отказом и не стали разгонять демонстрантов [7]. За весь день 24 февраля казачьи подразделения всего в двух случаях оказали по­мощь полиции в разгоне митингов, а в четырех случаях проявили сочув­ствие по отношению к манифестантам [8].

На состоявшемся в ночь с 24 на 25 февраля совещании высших чинов полиции, жандармерии и воинских частей Петроградского гарнизона под председательством командующего Петроградским военным округом ге­нерала С.С. Хабалова при выработке мероприятий борьбы с манифестан­тами было отмечено, что казаки вели себя пассивно и вяло разгоняли де­монстрантов [9]. И это было отнюдь не случайно, поскольку уже в эти дни в некоторых местах соприкосновения казачьих подразделений с манифе­стантами симпатии казаков стали склоняться на их сторону [8, с. 173].

Своеобразным критическим рубежом в изменении настроений и пози­ций казаков столичного гарнизона стали события 25 февраля. В этот день были отмечены и довольно многочисленные случаи отказов казаков от исполнения полученных приказов, ряд эпизодов их открытого неповино­вения начальству, а также несколько событий экстраординарного харак­тера. Так, во время столкновения демонстрантов с полицией на углу Ни­жегородской и Симбирской улиц 4-я сотня 1-го Донского казачьего полка самовольно бросила место своей дислокации в этом районе и ушла в свои казармы [10]. У Казанского моста взвод казаков 4-го Донского полка при­соединился к манифестантам и даже силой разогнал противостоявших им полицейских, и освободил арестованных чуть ранее демонстрантов [3, с 17]. Но самое неожиданное случилось в этот же день на Знаменской площади у памятника Александру III. Против собравшегося здесь боль­шого количества митингующих были направлены полицейские и жандар­мы. Вскоре на помощь к ним сюда прибыло и 50 казаков 6-й сотни 1-го Донского полка. Командовавший на месте жандармский ротмистр отдал приказ открыть огонь по манифестантам. Но казаки его открыто проигно­рировали. Тогда разгневанный жандарм с размаха ударил по лицу бли­жайшего к нему казака. Увидев эту безобразную выходку, подхорунжий М.Г. Филатов, который за проявленные на фронте мужество и героизм был награжден Георгиевскими крестами всех четырех степеней и произ­веден в офицерский чин, выхватил шашку и на скаку зарубил жандарм­ского ротмистра [6, с. 506]. (В литературе существует противоречие отно­сительно фамилии этого подхорунжего 1-го Донского полка. А.И. Козлов и И.И. Минц считают, что это был М.Г. Филатов [6, с. 506], а И. П. Лейберов и Л.И. Футорянский говорят о том, что фамилия этого донского офи­цера была Филиппов [8, с. 174].) Бросившиеся к месту происшествия кон­ные городовые и жандармы были отогнаны казаками. После этого они ушли в свою казарму. Правда, спешно вызванные на Знаменскую площадь казаки только что прибывшей из Павловска одной из сотен Лейб-гвардии Сводно-Казачьего полка разогнали демонстрантов [10, с. 162]. Поведение казаков 1-го Донского полка серьезно обеспокоило командование Петро­градского гарнизона, которое в спешном порядке вывело из гарнизона четыре из шести сотен этого полка, не без основания посчитав их небла­гонадежными [11].

Многочисленные случаи отказа казаков выполнять приказы по борьбе с восставшими и даже факты их открытого перехода на сторону послед­них отмечали многие современники, в том числе и большевистские деяте­ли. Об этом, в частности, писал позже хорошо известный И.И. Улья­нов [12]. А Л. Ильин даже утверждал, что «Февральской революции каза­чество не противодействовало, а наоборот, активно ей помогало» [13]. Данное высказывание, несмотря на весьма значительную долю преувели­чения последней части фразы, тем не менее, весьма красноречиво. В тече­ние всего дня 25 февраля казаки, по мнению И.П. Лейберова, 8 раз разго­няли демонстрантов, в 7 случаях уклонились от выполнения приказов и отказались помогать полиции, а в 2 случаях совместно с демонстрантами даже участвовали в открытых вооруженных схватках с полицейскими [10, с. 229]. В этой связи довольно верным представляется замечание некото­рых зарубежных исследователей о том, что «власти не знали, что на роль полиции эти казаки уже не годились» [14].

В то же время позиции казаков были сдержанными. Переоценивать уровень их революционности в рассматриваемый период представляется неправомерным.

При рассмотрении поведения казаков во время Февральской револю­ции исследователи иногда приводят довольно любопытный факт посеще­ния Государственной Думы делегацией собственного императорского конвоя еще за два дня до официального отречения от престола Николая II. И вслед за В.И. Старцевым они говорили о том, что эта делегация заявила о признании конвойцами новой власти [15]. Аналогичный подход присут­ствовал и в наших работах [16]. Но в настоящее время его следует при­знать неточным. Недавно чешский исследователь С. Ауский довольно верно заметил по этому поводу, что в феврале Дума вынуждена была дей­ствовать под давлением нескончаемого потока делегатов, приходивших в Таврический дворец не только затем, чтобы выразить свою поддержку, но и для того, чтобы выставить одновременно свои требования. По его мне­нию, «не остались в стороне и казаки императорского конвоя, представи­тели их полка пришли в Таврический дворец, чтобы заявить протест про­тив нападений, которым подвергались на улицах их офицеры» (Цит. по: [14, с. 111]).

Крушение монархии и стремительно последовавшие за этим значи­тельные внутриполитические события буквально шквалом обрушились на армейское казачество. И первой реакцией казачьей армейской массы на революцию стал своеобразный социально-психологический шок, после которого наступили растерянность и неуверенность в сознании и поведе­нии казаков.

С течением времени казаки-фронтовики начинают включаться в доста­точно бурную политическую жизнь того периода, посещать солдатские митинги и собрания, участвовать в обсуждениях «политического момен­та», выборах комитетов, а самое главное, переосмысливать многие при­вычные взгляды и представления, еще недавно казавшиеся единственно правильными, возможными и незыблемыми.

Под влиянием развернувшихся процессов демократизации страны и армии, усиливавшихся буквально с каждым днем и все в большей и боль­шей степени начинавших становиться стихийными и неконтролируемы­ми, казаки, вместе со всеми остальными фронтовиками, начинают откры­то и бурно обсуждать все интересовавшие их вопросы, высказывать соб­ственные суждения по самым различным аспектам, включая и проблемы политического характера. Армейское казачество начинает стремиться к более тесной связи с солдатами, считая, что ему необходимо быть «вместе с народом». Наряду с несомненными позитивными сторонами такого под­хода, позже стали проявляться и его очевидные издержки. В казачьей сре­де начинается подспудное брожение, а спустя известный период времени наблюдаются и весьма существенные сдвиги в общественном сознании и общественном поведении казаков-фронтовиков. Однако большинство от­меченных явлений и процессов еще продолжало носить скрытый, во мно­гом как бы внутренний характер. В то же время последующие действия и политические позиции армейского казачества являлись далеко не случай­ными, имели вполне конкретную и существенную подоплеку, соответст­вующую мотивировку и убедительное объяснение.

Вопрос о том, как проходила Февральская революция в казачьих об­ластях страны, в основном достаточно хорошо рассмотрен в литерату­ре [17]. Наиболее существенные изменения здесь происходят в системе органов местной власти. Она включала в себя довольно значительное чис­ло различных властно-управленческих структур: аппарат власти Времен­ного правительства (областной, отдельские (окружные), станичные, сель­ские исполнительные комитеты, областной и отдельские (окружные) ко­миссары), органы власти казачества (отдельские (окружные), станичные, хуторские правления во главе с атаманами, а позже и высшие органы ка­зачьего управления — круги, раду, съезды, войсковые атаманы и войско­вые правительства), Советы разных уровней, органы городского само­управления [18]. Но при этом практически в каждом казачьем войске страны имелась своя специфика как в плане наличия или отсутствия тех или иных властных органов, их названий, так и в плане обладания ими реальными властными полномочиями и исполнительными функциями.

Сложившееся на территориях казачьих областей внутриполитическое положение можно охарактеризовать как некое троевластие (атаман с пра­вительством, комиссар (Временного правительства. — В.Т.), Советы) [19]. При этом А.И. Деникин, по нашему мнению, несомненно, преувеличил роль и общее значение советов, которые здесь образовывались главным образом в городах, и их реальные властные функции. Современные ис­следователи по-разному оценивают сущность двоевластия на территориях казачьих войск. Так, например, Л.И. Футорянский, признавая влияние здесь старых казачьих местных властных учреждений, в то же время од­нозначно утверждает, что в казачьих районах, как и повсюду в стране, образовалось двоевластие [8, с. 20]. Однако данное суждение, к сожале­нию, не подкрепляется необходимой аргументацией и даже конкретным фактическим материалом.

Иначе подошел к характеристике данного вопроса А.И. Козлов. Все­сторонний и обстоятельный анализ ситуации, сложившейся в казачьих областях Юго-Востока европейской части страны в начале марта 1917 г., основанный на значительном источниковом материале, позволил ему сде­лать вывод о том, что в большинстве станиц «… практически двоевластие не сложилось и долго не возникало, являлось весьма условным и номи­нальным» [4, с. 190].

Общепризнанным, по сути, является факт, что Февральская революция в казачьих областях на первых порах не принесла значительных видимых изменений. Она протекала здесь мирно и достаточно спокойно.

Никаких заметных, не говоря уже о кардинальных, изменений мест­ный аппарат казачьего управления не претерпел. Конечно, не стоит впа­дать в крайность и считать, что Февраль прошел как бы в стороне от ка­зачьих областей. Революция безусловно принесла известные политиче­ские изменения.

Решение об образовании особого властного института Временного правительства — направлявшихся на места правительственных комисса­ров, было принято уже 4 марта 1917 г. Их официальный статус, властные полномочия, управленческие функции определялись специальными цир­кулярными распоряжениями правительства от 5 и 11 марта и 1 апреля 1917 г. Одновременно одной из комиссий Особого совещания по реформе местного самоуправления поручалась разработка соответствующего зако­нопроекта [20]*. Закон о комиссарах Временного правительства был принят только в сентябре 1917 г.

Направлявшимися во все крупные административно-территориальные образования (края, губернии, области) правительственными комиссарами назначались доверенные лица новой власти из числа депутатов IV Госу­дарственной Думы. При этом предпочтение отдавалось думцам — членам кадетской партии. Назначая комиссаров в казачьи области, правительство стремилось учитывать, по возможности, и их близость к казачеству. Так, в Донскую область был послан кадет-казак В.М. Воронков, в Кубанскую кадет-казак К.Л. Бардиж, в Терскую кадет-казак М.А. Караулов [21]. При­чем, два последних играли довольно заметную роль в среде местных ка­зачьих руководящих кругов.

8 марта комиссаром в Степной край назначается И.П. Лаптев, на Даль­ний Восток А.Н. Русанов, в Забайкальскую и Иркутскую губернии упол­номоченный «Земгора» П.И. Преображенский [22], в Сибирь — А.С. Суха­нов и член Государственного Совета Е. Л. Зубашев [23]. Комиссаром в Амурской области стал Кожевников [24], в Семиречье, уже позже, в июне, чиновник Переселенческого управления Шканский и один из лидеров алашордынцев Тынышпаев [25]. В казачьих войсках комиссары отделов (округов) назначались непосредственно самими областными комиссара­ми.

В казачьих областях непосредственно на местах реальная власть со­средоточилась в руках казачьих властных структур — станичных и хутор­ских правлениях во главе с их атаманами. В редких случаях в станицах действительной властью обладали исполкомы. Но и тогда они действова­ли в одном русле с казачьими органами [26]. Что касается Советов, то они в казачьих регионах не получили такого развития, как в целом по стране. В некоторых районах казачьих областей, где казаки непосредственно со­прикасались с крестьянами и рабочими, иногда создавались Советы рабо­чих, крестьянских, казачьих и солдатских депутатов [7, с. 39]. Советы же только казачьих депутатов на территориях казачьих войск возникали крайне редко. Даже в войсках востока страны, где демократические на­строения в казачьей среде были более значительными, Советы казачьих депутатов возникали весьма и весьма нечасто. Можно отметить, что во всей Западной Сибири они сформировались буквально только в несколь­ких станицах (Атбасарской, Кашкаралинской, Елизаветинской и в двух станицах бывшей Бийской линии — Чарышской и Змеиногорской) [27].

На территориях отдельных казачьих войск в процессе становления но­вых высших органов местной власти наблюдалась своя специфика. В Ас­траханской губернии, например, она выразилась в том, что здесь во главе их оказались казачьи генералы, которые, по сути, поставили под свой контроль не только Астраханское войско, но и всю губернию. Председа­телем образованного 4 марта Временного губернского исполнительного комитета стал казачий генерал-майор Ляхов [28]. В этот же день большая группа казачьих офицеров выступила с заявлением в адрес данного коми­тета, в котором от имени астраханского казачества, 1-го Войскового круга Астраханского казачьего войска (1-й Войсковой круг Астраханского казачьего войска являлся, по сути, не представительным органом казачества, а самостоятельно организованным собранием местного офицерства, провозгласившим себя кругом. — В.Т.), заявила о признании казаками Времен­ного правительства и его органов власти [28, с. 22]. Наказной атаман Аст­раханского казачьего войска и губернатор Астраханской губернии генерал Соколовский был отстранен от занимаемых должностей. Временным гу­бернатором был назначен также казачий генерал И.А. Бирюков, а пост атамана занял казачий полковник Соколов [28, с. 22].

Специфическая внутриполитическая обстановка складывалась на тер­ритории Терского казачьего войска. Во многом это обусловливалось сильным влиянием на происходившие там политические процессы мест­ного этнического фактора. Буквально в один день, 5 марта, в столице вой­ска г. Владикавказе образуется сразу два политических центра: Терский областной гражданский комитет и «Союз объединенных горцев». Во вре­менный центральный комитет последнего под председательством Б. Шаханова вошли также Т. Чермоев, князья Р. Капланов, Т. Пензулаев и ряд других видных горских деятелей. Дворянских и буржуазных лидеров различных горских народов объединил ярый национальный курс. Основ­ной функцией временного ЦК «Союза объединенных горцев» стала гром­кая национальная пропагандистская кампания по подготовке съезда гор­ских народов Кавказа [29]. Она проходила под откровенными антирусски­ми и антиказачьими лозунгами, обострявшими межнациональные отно­шения в крае.

Таким образом, сложившееся в стране двоевластие в казачьих стани­цах и хуторах практически не существовало. В некоторых случаях, и то с определенной оговоркой, можно говорить об особенной, своеобразной форме двоевластия в казачьих областях — правительственных комиссарах и местных исполкомах и казачьих органах управления. На Тереке к ним добавляется национальный «Союз объединенных горцев» и оформляется некое троевластие.

На смену государственной власти казачье население, в общем и целом, реагировало спокойно. Правящие структуры старого режима стремились сохранить такую ситуацию для разрешения вопроса о власти на местах без эксцессов и какого-либо стихийного движения широких слоев населе­ния, способного дестабилизировать ситуацию. Так, в предписании вре­менного генерал-губернатора Терской области и наказного атамана Тер­ского войска атаманам отделов, начальникам округов и полицмейстерам от 5 марта 1917 г. говорилось о необходимости всеми средствами поддер­живать среди жителей области спокойствие и не допускать никаких по­ступков, способных вызвать их раздражение [30].

Оценивая реакцию основной массы и станичного, и фронтового каза­чества, тогдашние казачьи лидеры практически единодушно и достаточно точно говорили о господстве в его среде в то время чувств растерянности, замешательства, неуверенности, непонимания сущности происходивших событий. Так, характеризуя позицию оренбургских казаков, бывший пол­ковник дутовской армии И.Г. Акулинин позже отмечал, что в первое вре­мя после Февральской революции «оренбургские казаки как в станицах, так и на фронте, не отдавали себе отчета о происходящих событиях и не знали, как их воспринимать» [31]. Аналогично реакцию казачества на ре­волюционные события в стране позже, в эмиграции, охарактеризовал, ставший первым после революции войсковым атаманом Кубанского ка­зачьего войска генерал-лейтенант А.П. Филимонов: «Февральский пере­ворот застал казачье население врасплох. Сущность и значение политиче­ских событий усваивались с трудом и вселяли в умы наиболее домовитых казаков большие тревоги» [32]. Настороженность казачества по отноше­нию к новой власти была вполне объяснима. Оно опасалось, что круше­ние старой государственной власти может повлечь за собой и изменение сложившихся порядков и установлений. Прежде всего казаки беспокои­лись за свои права на войсковые земли. По словам генерала П.Н. Краснова, командовавшего в то время 1-й Кубанской казачьей диви­зией, казаков «больше всего интересовали вопросы «данного политиче­ского момента» и, «конечно, земля, земля, земля…» [33]. Их тревоги воз­растали под влиянием усиливавшихся требований коренного и особенно иногороднего крестьянства о разделе казачьих земель. Напряжение в от­ношениях казаков и крестьян росло очень быстро. Особенно остро этот вопрос весной 1917 г. встал на Дону. Уже в 20-х числах марта временный войсковой атаман Е.А. Волошинов отправляет на имя Председателя Сове­та Министров телеграмму, в которой говорилось, что слухи о предпола­гаемом якобы отобрании земли у казачества и ограничении его прав обо­стряют отношения между казаками и неказаками. Он признавал необхо­димым «немедленное обращение Временного правительства к населению Дона с указанием, что казачья земля отчуждению не подлежит, а права и привилегии казаков остаются за ними» [34]. Тревожное сообщение дон­ского атамана не осталось без внимания и уже 3 апреля на заседании Вре­менного правительства принимается решение срочно обратиться к насе­лению Области войска Донского с воззванием, подтверждающим права казаков на землю [35]. Через несколько дней официальная правительст­венная телеграмма с текстом этого обращения отправляется на Дон [34, с. 19]. Она была опубликована в местной печати. Но обеспокоенность ка­заков не ослабевала.

В скором времени после Февральской революции аграрный вопрос стал выходить на первый план в Астраханском, Уральском (Яицком) и Сибирском войсках. На их территориях начались массовые самовольные захваты казачьих земель крестьянами, а в Уральском и Сибирском вой­сках еще и местными казахами. Дело дошло до того, что высшие казачьи властные органы вынуждены были также обращаться со специальными посланиями по данному вопросу к Временному правительству. Так, каза­чьи власти Астраханского войска просили правительство оградить вой­сковые земли от крестьянских захватов в Астраханской и Саратовской губерниях [28, с. 26]. На территории Сибирского войска казачьи земли были захвачены казахами в Акмолинской и Семипалатинской областях. Обращение казачьих властей к правительству успеха не возымело. Тогда во избежание дальнейшего обострения ситуации Войсковая управа Си­бирского войска направила особое воззвание по этому поводу националь­ным казахским лидерам. А позднее, спустя уже некоторый период време­ни, аналогичное послание было отправлено в адрес съезда казахских бур­жуазных националистов, в котором, среди прочего, содержалось требова­ние призвать казахское население «…спокойно ожидать разрешение всех земельных споров и недоразумений Учредительным собранием» [26]. Весной 1917 г. начались многочисленные самовольные вторжения казахов Букеевской орды на пастбищные земли Уральского казачьего войска. Они приводили к серьезным столкновениям с немногочисленной казачьей сто­роной [37].

Складывавшаяся довольно напряженная ситуация между казаками и крестьянами не помешала, однако, их совместным выступлениям весной 1917 г. в некоторых войсках против местных помещиков. Это имело ме­сто, в частности, на Дону и Кубани [6, с. 847]. При этом казаки надеялись не столько увеличить за счет помещичьих земель свои паевые наделы, сколько хотя бы частично удовлетворить земельные требования крестьян и, таким образом, обезопасить войсковые земли от их настойчивых притя­заний. В то же самое время права крестьян на помещичьи земли казачьи лидеры признавали только за коренным крестьянством.

В Забайкалье казаки вместе с крестьянами добивались передачи им ка­бинетских земель. А в Сибири казаки требовали отчуждения всех частно­владельческих земель в войсковой запас без всякого выкупа [38]. Как ви­дим, сама аграрная проблема и пути ее разрешения в различных войсках представлялась по-разному, с учетом своеобразия местных условий, на­строений основной массы казачества, его взаимоотношений с крестьянст­вом.

И армейское фронтовое, и станичное казачество встретило Февраль­скую революцию с известной растерянностью, в определенной мере, даже с вполне конкретным замешательством. Такая реакция была обусловлена как привычным и довольно устойчивым восприятием существовавших государственно-политических основ и соответствующих государственных властных институтов, так и невиданностью, экстраординарностью проис­ходивших событий, их масштабностью, значимостью, огромных полити­ческих последствий и определенным непониманием всей их внутренней сущности. Следствием этого явилась известная тревога, неуверенность в сознании и поведении казаков.

Революция оказала значительное воздействие на сознание казачества, трансформацию его традиционных социально-политических взглядов и настроений. Под непосредственным влиянием вызванных ею процессов обозначилась и постепенно возрастала их вполне конкретная демократи­зация. Постепенно также активизировалось и политическое сознание ка­зачества, особенно армейского.

 

Литература

1. РГВИА, ф.2003, оп. 2, д. 276, л. 68.
2. См.: Бабичев Д.С. Донское трудовое казачество в борьбе за власть Советов. Ростов н/Д., 1969; Бурджалов Э.Н. Вторая Русская революция. Восстание в Петрограде. М., 1967; Козлов А.И. На историческом повороте. Ростов н/Д., 1977; Кириенко Ю.К. Революция и донское казачество. Ростов н/Д, 1988; Лейберов И.П. На штурм самодержавия. М, 1979; Минц И.И. История Великого Октября: В 3 т. Т.1. М., 1977; Соболев Г.Л. Петроградский гарнизон в борьбе за победу Октября. Л., 1985; Старцев В.И. 27 февраля 1917 г. М., 1984.
3. Шляпников А. Семнадцатый год. Кн. 1. М.; Л., 1923. С.99.
4. Козлов А.И. Указ. соч. С. 153.
5. Бурджалов Э.Н. Указ соч. С. 130.
6. Минц И.И. Указ. соч. Т.1. С. 502.
7. Кириенко Ю.К. Указ. соч. С.16.
8. Футорянский Л.И. Казачество на рубеже веков. Оренбург, 2002. С. 173.
9. Блок А. Последние дни имперской власти. Пг., 1921.С.100.
10. Лейберов И.П. Указ. соч. С. 162.
11. Бабичев Д.С. Указ. соч. С. 71.
12. Ульянов И.И. Казачество в первые дни революции. М., 1920. С. 9-12.
13. Ильин Л. Казачество Северного Кавказа в революции 1917 года // Пролетар­ская революция. 1928. № 2. С. 73.
14. Ауский С. Казаки. Особое сословие. М.; СПб., 2002. — С. 106.
15. Старцев В.И. Указ. соч. С. 206.
16. Трут В.П. Казачий излом. Ростов н/Д., 1997. С.74.
17. См. напр.: Бабикова Е.Н. Двоевластие в Сибири. Томск, 1986; Вереин Л.Е. Борьба за установление Советской власти в Астрахани. Астрахань, 1957; Дени­сов С.В. Белая Россия. Нью-Йорк, 1937; Ермолин А.П. Революция и казачество. М., 1982; История казачества Азиатской России: В 3 т. Екатеринбург, 1995; Кириенко Ю.К. Указ. соч.; Козлов А.И. Указ. соч.; Коренёв Д.З. Революция на Тереке. Орджоникидзе, 1967; Малышев В.П. Борьба за Советскую власть на Амуре. Благовещенск, 1961; Минц И.И. Указ. соч. Т. 1; Покровский С.Н. Побе­да Советской власти в Семиречье. Алма-Ата, 1961; Футорянский Л.И. Борьба за массы трудового казачества в период перерастания буржуазно-демокра­тической революции в социалистическую. Оренбург, 1972.
18. Сергеев В.Н. Советы Дона в 1917 году. Ростов н/Д., С. 47; Он же. Политиче­ские партии в южных казачьих областях России: В 3-х ч. Ростов н/Д., 1994. Ч. 1. С.90.
19. Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. 1. Вып. 2. М., 1992. С. 121.
20. Бабикова Е.Н. Указ. соч. С. 88.
21. ГАКК, ф. Р-1259, оп. 1, д. 1, л. 11.
22. Сидоренко С.А. Февральская буржуазно-демократическая революция и начало перехода к революции социалистической (Март — апрель 1917г.). Челябинск, 1970. С. 81.
23. Бабикова Е.Н. Временное правительство и создание органов диктатуры бур­жуазии в Сибири в 1917 году // Из истории социально-экономической и поли­тической жизни Сибири. Конец XIX в. — 1918 г. Томск, 1976. С. 111-112.
24. Малышев В.П. Указ. соч. С. 52.
25. Покровский С.Н. Указ. соч. С. 58.
26. Сергеев В.Н. Банкротство мелкобуржуазных партий на Дону. Ростов н/Д., 1979. С. 27.
27. Назимок В.Н. Борьба Советов против буржуазных органов самоуправления на Дальнем Востоке. Томск, 1968. С. 96; Хвостов Н.А. Борьба большевиков за трудовое казачество на Востоке страны. Красноярск, 1991. С.24.
28. Вереин Л.Е. Указ. соч. С. 21.
29. Победа Советов на Тереке — торжество ленинского интернационализма. Орд­жоникидзе, 1983. С. 35-36.
30. ГА РСО -А. Ф. 20, оп. 1, д. 3350, л. 18.-18 об.
31. Акулинин И.Г. Оренбургское казачье войско в борьбе с большевиками. 1917­1920 гг. Шанхай, 1937. С. 25.
32. Филимонов П.А. Кубанцы // Белое дело. Летопись белой борьбы. Берлин, 1927. II. С. 63.
33. Краснов П.Н. На внутреннем фронте // Архив русской революции: В 22 т. Бер­лин, 1922. Т. 1. С. 101.
34. РГВИА, ф. 400, оп. 25, д. 13028, л. 2.
35. Там же, ф. 29, оп. 3, д. 559, л. 140 — 140 об.
36. Цит. по: Пахмурный П.М. Победа Великой Октябрьской социалистической революции в Акмолинской области // Установление Советской власти в облас­тях Казахстана. (1917-1918): Сб. статей. Алма-Ата, 1957. С. 67.
37. Елеутов Т.Е. Борьба за установление Советской власти в Уральской области и бывшей Букеевской Орде // Установление Советской власти в областях Казах­стана. С.171.
38. Шулдяков В.А. К вопросу о гибели Сибирского казачьего войска // Урало­Сибирское казачество в панораме веков. Томск, 1995. С. 165.