Важную роль в общественно-культурной жизни терских и кубанских казаков продолжал играть их фольклор. В конце XIX века в связи с социально-экономическими изменениями некоторые жанры фольклора отмирали, другие становились ведущими, наиболее распространенными. Но и эти последние выступали уже в преображенном виде.
В новых социальных условиях среди казаков распространялись произведения русской и украинской профессиональной поэзии, музыкально-песенной и хореографической культуры. В связи с этим наряду с жанровой, идейно-тематической и художественной перестройкой намечается процесс угасания многих жанров фольклора казаков. К концу XIX в. во многих станицах еще хорошо помнили, но уже не исполняли ряд старинных русско-украинских обычаев и игр, гаданий, колядок, ряженья. Снизилась и торжественность обряда свадеб.
Фольклор казаков Северного Кавказа являлся продолжением и органической частью общерусского и украинского фольклора, но он имел и своеобразные черты в рамках общеказачьего фольклора. Соседство и общение с горцами сопровождалось у казаков заимствованием некоторых обрядов, обычаев, бытовых элементов, танцев. Это сказалось и в песнях (1).
Большая песенная культура терского и кубанского казачества продолжала существовать и видоизменяться в новых условиях, составляя неотъемлемую часть их быта. Среди терского и восточной части кубанского казачества преобладали русские народные песни, а в западной части, в черноморских и отчасти закубанских станицах — украинские песни.
Более заметно сказывалось то обстоятельство, что основной контингент терского казачества имел уже развитые многовековые традиции жизни на Северном Кавказе, в то время как кубанское казачество в этом отношении было молодым. Песни слагались самими казаками, среди которых было немало поэтически одаренных лиц.
Исконно казачье население, как и горцы, во второй половине XIX в. все более
соприкасалось с переселенцами — крестьянами из центральных районов России. Русские крестьяне-переселенцы в это время еще не создали фольклора, связанного с Кавказом. Такое же положение было с фольклором переселившихся на Северный Кавказ греков, молдаван, эстонцев.
В казачьем песенном фольклоре одно из ведущих мест продолжала занимать военно-историческая тематика. В ней отражено горькое положение оставшихся при доме стариков родителей или беспомощных жен с малыми детьми. В песнях рассказывалось о героизме казаков.
Об осознании ими освободительного характера войны с Портой в 1877-1878 гг. говорилось в большом цикле песен: «Вспомним, братцы», «С Малки, с Терека, с Кубани… в помочь Сербии пришли», «Не за морем было за морюшком». Много исторических песен привносили в среду казаков Северного Кавказа служилые казаки, возвращавшиеся в родные края с дальних походов, а еще больше «иногородние» — русские переселенцы в казачьи области Северного Кавказа.
Отличались разнообразием и свадебные песни. Были песни, исполнявшиеся только на вечеринках или только на девичниках (2), песни, распеваемые при расплетении косы, при поездке молодых в церковь и обратно, за свадебным столом.
На свадьбах и других празднествах почти повсеместно исполняли общерусские песни: «Вниз по матушке по Волге», «Ой вы, сени, мои сени», «Гуляет по Дону казак молодой». Не было явлением исключительным знание и исполнение казаками песен различных народов Северного Кавказа.
Заметное влияние на песенное творчество казаков оказывала русская литература. Не зная авторов стихотворений, казаки распевали многие русские песни как народные, казацкие, такие песни, как «Кончен, кончен дальний путь», «Кольцо души-девицы» (на слова В. А. Жуковского), «Хасбулат удалой, бедна сакля твоя» (на слова поэта Аммосова и музыку Агреневой-Славянской). Особенностью казачьих песен было и то, что разные тексты в них исполнялись на родственные друг другу мотивы.
Во второй половине XIX в. в результате того, что часть казацкой бедноты часто отправлялась на заработки в город, в станицах возникают так называемые фабричные песни. Они отражали тяжелые условия труда рабочих, их взаимоотношения с фабрикантами, фабричной администрацией. В них звучал нарастающий мотив революционного протеста. Песни эти разнились по содержанию и мелодиям от казацких, но изменившаяся социальная среда создавала условия для их усвоения и распространения.
В устном творчестве северокавказских казаков нашли отражение и былинные сюжеты. В конце XIX в. были написаны первые былины, которые сами казаки называли «старинными», такие, как «Богатыри на часах», «Про Александрюшку Македонского», «Илья Муромец на червленном корабле», «Встреча Ильи Муромца с разбойниками», «Добрыня и Алеша Попович» и др. Герои казацких «старин» повторяют имена известных богатырей русского былинного эпоса, но они заметно заземлены и не всегда рисуются носителями богатырских достоинств.
Среди северокавказских казаков бытовали и многочисленные сказки, пословицы и поговорки. У казаков, особенно на Кубани, сказки рассказывались в основном мужчинами.
Преобладали бытовые, юмористические сказки о предприимчивом солдате, ловком цыгане, лукавом казаке, хитром мужике. Удачливый герой сказок насмехается над попом, одурачивает скупую барыню и т. п. Мастера-сказочники («забавники», «искусники») из казаков обладали значительным запасом сказок. Известные общерусские или украинские сказки в устах таких рассказчиков излагались с новыми вариациями.
Пословицы и поговорки были неотъемлемой частью разговорной речи казаков. Общеказацкое распространение имели пословицы: «Слава казачья, а жизнь собачья», «Хлеб да вода казачья еда». В повседневной жизни и в быту в употреблении были русские и украинские пословицы и поговорки.
- Фарфоровский С. Из фольклора терских казаков//Зап. ТОЛКС. 1914. № 3. С. 72.
- Песни терского казачества // Терский сборник на 1891 г. Владикавказ, 1890. Отд. 2. С. 51; Семенов П. Песни, поющиеся в станице Слепцовской Владикавказского округа // СМОМПК Тифлис, 1893. Вып. 15.