Встретившись утром, по предложению Георгия, решили сначала поехать в Сионский собор, а потом в деревню, в которой жили родные Георгия, за вином… Мне было все в диковинку, с нескрываемым любопытством и удовольствием глазел из авто на мелькавшие невысокие здания, с трудом успевая что-то сфотографировать.
Масштабность строений не давила своей высотой на психику. Это была своеобразная архитектура, в большей части оштукатуренные дома с непременным присутствием широких балконов с затейливыми и не повторяющимся рисунком ограждения. Это, наверное, как личная поэзия домочадцев. Местами появлялась кладка из природного камня. Наличие предложенных природой разных по цвету камней сказывалось на настроении мастеров, смело и со вкусом встраивавших эти камни в кладку стен. Зеленые, белые, синие, желтые и т.д. и т.д., эта яркая мозаика цвета, казавшаяся обыденной для местного населения, мне, приезжему, представлялась расточительной роскошью и вносила свой, ни с чем не сравнимый колорит в здешнюю архитектуру. Камни в сочетании с деревянными конструкциями усиливали впечатление гармоничности с окружающей средой, придавали ощущение веселости. Естественно, настроение строителей передается и тем, для кого возведены здания, и тем, кто на них смотрит, и тем кто живет и рождается в их окружении. На площадях и дорогах местами еще сохранились признаки каменной мостовой — нет ничего более надежного и крепкого, чем сама природа…
Мы припарковались на обочине дороги, около двухэтажного здания. С противоположной от нашей парковки стороны, через дорогу, Взору открывалось величественное сооружение, просматриваемое со всех сторон. Пройдя через парк, вошли за ограду. К собору вела мощеная камнем широкая аллея. Левую сторону аллеи ограничивала подпорная стенка высотой около полутора метров. На стене висела кружечка, рядом был краник со священной водой. Справа от аллеи, на широкой лужайке, растет дерево, но не сразу из земли, а на каменном пьедестале высотой около семидесяти сантиметров. Рядом с деревом — надгробия, наверное, священнослужителей. По всей внушительной предсоборной территории ходили обычно одетые люди и женщины, в непривычных черных мантиях. Я не сразу сообразил, что это монашки. В стене, слева, образовался проем со ступеньками на еще одну площадь с соборными сооружениями, но меня манил сам собор… Находясь рядом с ним, у меня создавалось ощущение какой-то потрясающей нереальности. Я чувствовал себя песчинкой на бесконечном морском берегу, омываемой морем не одной тысячелетней истории событий, свидетелем которых был этот Сионский собор.
Снаружи, в углу, между притворами, размещалась церковная лавка. Обрадовавшись, выбрал себе маленький крестик на тонкой веревочке. Свой, серебряный из Ново-Афонского монастыря я, не к чести сказать, забыл дома. Монашка меня поправила: «Это для женщин». Удивившись, полюбопытствовал: «А для мужчин который?» Она указала на деревянные бусы с деревянным крестиком, изделия были нанизаны на черную капроновую нить с затейливыми плетениями по обе стороны от крестика. «Можно посмотреть?» — обратился к ней. Монашка протянула мне ожерелье. Деревянные бусы были легкими и приятными на ощупь, «как четки, очень красиво, даже как-то нескромно для мужчины» — подумалось мне. Машинально надел их на шею. Мне уже не хотелось их снимать. «Ручная работа» — сказал Ника со знанием дела. Он тоже выбрал себе крестик, из дерева, с латунной прожилкой, только большего размера и без бус. Форма крестика была для меня оригинальной, но не привычной. «Это в машину» — ответил Ника на мой немой вопрос. Приобретения оказались дешевыми.
Довольные, мы отправились к выходу. Мне показалось, что эти искусные изделия делают сами монашки. На больших вратах собора, украшенных богатой резьбой, находилась дверь в собор. Мы трижды, с поклоном перекрестились и вошли в помещение. Это было вековое сооружение, возведенное гением архитектурно-строительной мысли. Росписи стен уже давно утратили запах масляной краски, их цвета от времени приобрели мудрость и покой, кажется будто вместе с каменной кладкой они наполнили сам воздух неслышимым, только угадываемым мерным пением и волшебной вибрацией, проникающей в душу. Пахло расплавленным воском от горящих свечей и еще какими-то запахами, присущими только церковным помещениям. «Намоленное место» — обволокла сознание пришедшая мысль. Покорно подчиняясь этим всепронизывающим гармониям, губы сами зашептали: «Господи! Исусе Христе! Сыне божий, прости меня грешного за прегрешения мои вольные или невольные, сотворенные всуе. Господи!.. Господи… прости…» Перекрестившись, пройдя через притвор с церковной лавкой, вошли в величественный зал. Впечатление торжественности зала усиливалось искусной резьбой по камню и живописной, в спокойных цветах, росписью стен и сводов. С какой удивительной любовью и благолепием работали эти зодчие, низкий поклон им.
В локоть легонько толкнули, Георгий, улыбаясь, протянул мне три свечки, поблагодарил его кивком головы, направился к иконе Богородицы. Пройдя рядом с мощами святых, подошел к подсвечникам. Опять был приятно удивлен их необычной формой. В наших церквях подсвечники круглой формы и ножки у них, как бы точеные по одной оси. Эти же подсвечники были устроены по-другому – верхняя часть напоминала большой развернутый лист, а ножки напоминали извивающиеся лозы винограда. Были и двойные, разноуровневые подсвечники. Какая-то сокровенная тайна заложена в этой виноградной лозе, она, как душа народа, вырастает и вечно живет на камнях… Разнообразие форм и линий усиливало впечатление свободы фантазий мастеров, создавших эти чудные, просто великолепные по красоте изделия. Когда я подошел к иконе Божьей Матери, легкий восторг наполнил мне сердце. Помолились и, еще раз перекрестившись на выходе, вышли из собора…