История

СОЦИАЛЬНЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ ВНУТРИ ИМАМАТА ШАМИЛЯ

С конца 50-х годов XIX в. верхушка имамата Шамиля прекратила заигрывать с народными массами с помощью некоторой социальной уравниловки. Жизнь имамата своим внешним острием была направлена против Российской империи и поддерживающих ее соседних народов Кавказа. Во внутренней политике правящая группа этого государственного образования сосредоточилась на личном обогащении и укреплении своей власти.

Оценивая движения, выступающие под религиозной оболочкой, из-за которой просматриваются социально-экономические интересы эксплуатируемых классов, К. Маркс и Ф. Энгельс подчеркивают, что не всегда и не везде эти движения приводят к смене старого социально-экономического строя новым. «В странах Востока, — писал Ф. Энгельс, — все эти проходившие под религиозной оболочкой движения вызывались экономическими причинами; но, даже в случае победы, они оставляют неприкосновенными прежние экономические условия. Таким образом, все остается по-старому, и столкновения становятся периодическими. Напротив, в народных восстаниях христианского Запада религиозная оболочка служит лишь знаменем и прикрытием для нападения на устаревший экономический строй; последний в конце концов ниспровергается, его сменяет новый, мир развивается дальше»91.

Это положение имеет важнее значение для правильного понимания движений, выступавших под религиозным знаменем. Ф. Энгельс имел в виду движения на христианском Западе в период кризиса феодализма, когда происходила смена феодального способа производства капиталистическим. Этого не было в странах Востока, где еще не созрели социально-экономические предпосылки замены одной общественно-экономической формации другой. В районах Северо-Восточного Кавказа, где возникло движение под реакционным знаменем мюридизма, были слабо развиты даже феодальные отношения. Движение горцев Дагестана и Чечни под знаменем «газавата» не могло привести к социальному перевороту. Более того, идеология мюридизма мешала углублению социальных основ движения, сковывала классовую борьбу.

На Северо-Восточном Кавказе представители мусульманского духовенства сумели захватить инициативу и стать во главе движения горцев, а затем стали делать все от них зависящее, чтобы отвлечь горцев от социальной борьбы, укрепить господство новых эксплуататоров. В этих условиях реакционный мюридизм, освящавший деспотический строй имамата как военно-теократического государства, не мог прочно сплотить разобщенные и разноязычные народы Дагестана и Чечни, что рано или поздно должно было привести к постепенному отходу масс народа от движения.

В конце 40-х годов XIX в. все явственнее становились противоречия, существовавшие внутри движения с самого его начала. Как было сказано, ряд военных операций начиная с 1847 г. окончился поражением Шамиля. Не без основания писал Н. Дубровин, что «в зиму 1847—1848 гг. власть Шамиля висела на волоске, народ роптал на то, что вследствие постоянной борьбы с русскими поля остались необработанными и семейства голодными» 92. И действительно, масса народа не добилась аграрных и других экономических преобразований. Даже элементы уравнительства, наблюдавшиеся в политике Шамиля на ее ранних этапах, не имели всеобщий характер. Узденей, освободившихся от ханов и беков, стали эксплуатировать вставшая у кормила власти верхушка из разбогатевшего узденства и мусульманское духовенство, из этих слоев стал формироваться управленческий аппарат имамата.

Тяжелым бременем на плечи трудящихся ложилась существовавшая в имамате налоговая система. Кроме перечисленных постоянных обложений, в связи с изнурительной войной часто вводились «чрезвычайные» сборы. «Шамиль, — сообщает Ржевусский, — сначала покупал хлеб по вольной цене, потом назначил таксу, невыгодную для чеченцев, и, наконец, стал собирать хлеб без платы, с каждого двора в виде подати» 93. Еще большей эксплуатации трудовые массы подвергались со стороны наибов. «Доходы наиба,- прямо указывал Хаджи-Мурат, — состоят в помощи рук вверенного им края» 94. Другой участник движения, зять Шамиля Абдурахман, свидетельствует, что наибы «подло поступали, совершали злоумышленные дела, как убийство, насильственный захват чужого имущества» 95. Алчность, лихоимство, произвол наибов не знали предела, и поэтому вполне оправданно то, что их сравнивали с «волками над стадом» 96. Сверх того народные массы подвергались гнету мазумов, муфтиев, кадиев и других лиц аульской верхушки имамата. Горское крестьянство постепенно было разорено, правящая верхушка имамата обогащалась за счет ограбления народных масс.

Шамиль ранее не был богат, но, возглавив имамат, стал весьма состоятельным лицом. «Не знаю определенно,— свидетельствовал Хаджи-Мурат,— как велико богатство его, мне известно только, что деньги его хранились в двух аулах — Карате и Ведено, в последнем месте я слышал, что он имеет до 150 тыс. золотом и серебром»97. По словам сына Шамиля Гази-Магомеда, Шамиль «передал Даниял-султану имущество, которое простирается на сумму 1 000 000 руб. серебром» 98.

То же самое случилось и с наибами. Они, свидетельствует Даниял-бек, «день и ночь накопляли богатство… Теперь же они во всем похожи на самих эмиров»99. За короткий срок они превратились в очень богатых людей. Так, у наиба Шуаиб-муллы было учтено имущества на 30 тыс. руб. сер., 4 тыс. баранов, 500 голов крупного рогатого скота, 60 буйволов, 35 ружей и т. д.

Большими богатствами владели Гази-Магомед, Даниял-бек, Кибит-Магомед и все без исключения наибы. Им принадлежало не только движимое имущество, но и земля, и Шамиль в некоторой степени сам способствовал этому, раздавая земельные пожалования наибам и другим лицам. В ноябре 1848 г. Шамиль писал гоцобскому наибу: «Ты оставь нашему брату Ибрагиму сенокосный участок общественной земли на берегу реки» 100. В другом письме Шамиль писал об Ума Дуеве: «Моя правая рука… Он происходит из самых высших людей по отцу и матери… А потому я дарю Ума Дуеву означенную землю, и чтобы никто… и жители Дзаул не препятствовали владеть землей» 101. Этот участок равнялся 630 дес. и составлял 10% всей площади Джаулсоевского сельского общества.

Особенно разорительной для широких масс народа оказалась долгая неравная борьба, в результате которой горцы несли большие потери, ощущали недостаток в самом необходимом, доведены были до крайности. «Многолетняя борьба, — писал Вердеревскин, — уничтожила цвет юношества и вообще мужского пола. Население уменьшается в страшной пропорции» 102. Эти бедствия стали отталкивать крестьян от движения. Даже Мухаммед-Тахир Ал-Карахи вынужден был признать, что горцы «были раздражены посылкой [их] в войска ислама и сбором [среди них] ополчения [Шамилем]. Жители думали, что если они заключат мир с русскими, то последние оставят их пахать и жать, пить и есть» 103. И это понятно. Они не имели возможности привозить из плоскостных районов необходимый хлеб, пользоваться зимними пастбищами, вынуждены были сокращать поголовье скота. Катастрофически падало и кустарно-ремесленное производство, поскольку не было никаких возможностей для сбыта изделий.

Деспотизм наибов, самоуправство муртазикатов, доносы и тайная слежка мухтасибов, экономическое истощение страны и убыль населения вели к тому, что недовольство и возмущение простого народа с каждым годом возрастали 104. Не случайно горячо сочувствовавший горцам великий русский революционный демократ Н. А. Добролюбов писал: «Шамиль давно уже не был для горцев представителем свободы и национальности. Оттого-то и находилось так много людей, способных изменить ему, хотя, по понятиям горцев, да и по законам Шамиля измена народу считается важнейшим преступлением и наказывается смертью. Управление Шамиля казалось тяжело для племен, не привыкших к повиновению, а выгод никаких от этого управления они не находили. Напротив, они видели, что жизнь мирных селений, находившихся под покровительством русских, гораздо спокойнее и обильнее. Следовательно, им представлялся уже выбор — не между свободой и покорностью, а только между покорностью русским с надеждой на мир и удобства быта. Само собой разумеется, что рано или поздно выбор их должен был склониться на последнее»105.

Все эти причины вызвали отход горского крестьянства от движения. Оказавшись в бедственном положении, горцы покидали насиженные места и уходили за пределы имамата. Нередко недовольство народных масс стало выливаться в волнения и восстания, которые жестоко подавлялись Шамилем. Против власти имама выступали жители Хунзаха, Чоха, Увцукуля, Кураха, Гидатли, Анди и многих других селений.

По мере обострения социальных противоречий в имамате стала обостряться и борьба внутри правящей верхушки. Открытые формы эти распри приняли после того как в 1847 г. старший сын Шамиля Гази-Магомед был утвержден наследником имама. Возникшие ранее группировки Даниял-бека, Хаджи-Мурата, Кибит-Магомета, каждый из которых претендовал на пост имама, начали борьбу не только против наследника — Гази-Магомеда, но и против своих соперников — главарей других группировок. Каждый из них стал противопоставлять себя Шамилю. На сторону кавказского командования перебежал Хаджи-Мурат. Кибит-Магомет успел наладить отношения с Аглар-ханом Казикумухским, но был смещен с должности и арестован со своими родственниками

Оказавшись в тяжелом положении, Шамиль, стремясь продлить существование имамата, стал все чаще прибегать к крайним мерам — угрозам и репрессиям. Одновременно он обвинял неугодных ему наибов во всех грехах и в особенности в том, что они допускали бесчинства и злоупотребления и «заставляли некоторых людей служить [им] лично так же, как это делали ханы». Шамиль клялся, что сам он от злодеяний чист, обещал отстранить наибов «от общественных дел», требовал от всех, «кто может работать, выступить на войну, не различая наибов, алимов» и других; с тех, «которые стары и больны и не могут выступить на войну, взымать два рубля, а с бедных-полтинник» 106.

В связи с ухудшающимся положением Шамиль и его окружение стали больше апеллировать к иностранным государствам, просили турецкого султана, шейх-уль-ислама, шерифа Хиджаса оказать им помощь войсками, оружием и снаряжением. В одном из своих писем султану Абдул-Меджиду Шамиль писал: «Я истинное получил письмо, которое не могу оценить, которое приятно всякому читать и слушать и которое сделало нам счастье» 107. Однако Шамиль и его окружение желали получить от султана не приятные слова, а более существенную помощь. Об этом Шамиль просил и в других своих письмах-обращениях к султану и приближенным 108.

В письме шейх-уль-исламу — главе мусульманского духовенства в Османской империи Джемалэддпн Казикумухский извещал о многолетней борьбе и тяжелом положении, в котором оказались горцы, выступавшие под предводительством Шамиля. В письме говорилось: «О любимый, превосходный и славный брат, я удивляюсь вам и ученым возвышенного султанского дивана, почему вы все молчите и не уговариваете султана, его заместителей, вельмож и главарей, ведь вы знаете, в каком тяжелом положении мы находимся. Имеете ли вы право после этого молчать… О ученый брат, не скрою, мы о вас плохого мнения. Как же может быть иначе, когда величайший имам и возвышенный халиф слушает вас и повинуется вам, вы не предлагаете ему начать войну?» Далее излагалась просьба повлиять на султана, чтобы он оказал «помощь и поддержку тем, которые воюют здесь» либо войском, либо «путем переговоров добиться, чтобы царь прекратил военные действия против нас» 109.

В том же 1848 г. сам Шамиль обратился к шерифу (правителю) Мекки и Хиджаса за помощью. «Я направляю к тебе настоящее послание, дабы ты просил о помощи нам… Постарайся, — писал имам, — выхлопотать для нас [помощь] у кого бы то ни было, у величайшего ли султана кого-либо другого, употребив для этого все свое учение»110.

В 1850 г. к турецкому султану обратились «кадии, ученые справедливые, знатные и другие лица» имамата 111. Однако султан был далек от того, чтобы из одного сострадания помочь горцам. Правящие круги Османской империи посылали горцам обещания помощи и поддержки лишь тогда, когда стремились использовать их в своих корыстных целях. Более того, к этому времени Порта, дважды проиграв войну с Россией и напуганная движением на Стамбул египетского паши Мехмет-Али, прежде всего беспокоилась о собственной судьбе. В этих Порта не захотела оказать горцам военной поддержки, оставив обращения руководителей имамата без ответа. Не случайно Шамиль негодовал на султана и его приближенных. В 1848 г. он говорил кн. Орбелиани что «султан и его окружение хуже гяуров», и добавил: «Ох, если бы они попались в мои руки, я бы изрубил бы всех на двадцать четыре куска начиная с султана» 112.

Таким образом, надежды руководителей движения на существенную помощь стран мусульманского Востока не оправдались. Не имели успеха суровые меры, к которым прибегали руководители имамата. Широкие народные массы Дагестана и Чечни, утомленные от продолжительной борьбы, беспрерывных поборов и бесчинств вставших у кормила власти в имамате наибов, муфтиев и кадиев, не пожелали бороться и умирать за чуждые им интересы.

91 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е пзд. Т. 22. С. 468. Примеч.

92 Дубровин Н. Ф. Обзор войн РОССИИ от Петра Великого до наших дней. СПб., 1889-1898. Ч. 4, кн. 2. С. 255.

93 КС. Тифлис, 1882. Т. 6. С. 409.

94 АКАК. Тифлис, 1879. Т. 8. С. 527.

95 Гаджиев В. Г. Абдурахман и его воспоминания. Махачкала, 1970. С. 146.

98 Хроника Мухаммеда Тахира Ал-Карахи. С. 270.

97 О движении горцев под руководством Шамиля: Материалы сессии. Махачкала, 1967. С. 96.

98 АКАК. Т. 12. С. 1485.

99 ДГСВК. С. 58; Гаджи-Али. Указ. соч. С. 34.

100 ДГСВК. С. 585.

101 Иваненко. Горские чеченцы // ССОКГ. Тифлис, 1868. Вып. 1. С. 54.

102 Вердеревский. Плен у Шамиля. СПб., 1856. С. 64.

103 Хроника Мухаммеда Тахира Ал-Ка-рахи. С. 196.

104 Хашаев Х.-М. Указ. соч. С. 59.

105 Добролюбов Н. А. Поли. собр. соч. Т. 4. С. 155-157.

109 ДГСВК. С. 601-602.

107 ЦГИА ГССР. Ф. 548. Оп. 3. Д. 543 Л. 2.

108 Там же. Л. 9, 10, 12; Ф. 1083. Оп. 6. Д. 964. Л. 2; Ф. 1087. Д. 383. Л. 114; Ф. 1463. Оп. 2. Д. 83. Л. 11.

109 ДГСВК. С. 575-578.

110 Там же. С. 585-586.

111 Там же. С. 591-592.

112 Там же. С. 420.

Еще по теме

Германская армия и кубанские самостийники в 1918 году

rprkmv

ПЛАН РАЗВИТИЯ ПЯТИГОРСКА 1970-Х ГОДОВ ВКЛЮЧАЛ В СЕБЯ ТО, О ЧЕМ СЕЙЧАС МЫ МОЖЕМ ТОЛЬКО МЕЧТАТЬ

rprkmv

ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО ГРЯЗИ

rprkmv