Б.В. Виноградов, Е.А. Протянова (г. Армавир)
Перипетии складывания российского Северного Кавказа по-прежнему остаются предметом историографических дискуссий и «околоисторической публицистики», произведениями которой столь изобилует Интернет.
Если учесть, что собственно исторические исследования в значительной мере не читаемы большинством современной молодежи региона, то следует признать факт: «историческое
сознание» молодых представителей горских, а также некогда кочевых, «степных» народов Северного Кавказа формируется в значительной степени под влиянием именно «интернет-ресурса», насыщенного писаниями вполне непрофессиональными и тенденциозными одновременно.
В последние годы магистральным направлением подобных опусов является «назначение» России (царской, советской, современной – практически все равно) ответственной стороной за все конфликтные ситуации с народами региона в максимально широком хронологическом диапазоне. Уже который год будоражат воображение адыгской молодежи все новые порции «обоснования» якобы осуществленного Россией на заключительном этапе «Кавказской войны» геноцида адыгов, что объективно дестабилизирует ситуацию в северокавказских субъектах РФ, способствует сохранению и развитию этносепаратистских и религиозно-экстремистских настроений и организаций. Заметим здесь, справедливости ради, что появившиеся в начале 90-х гг. ХХ в. утверждения о «геноциде адыгов» практически стали официальной точкой зрения для большинства современных адыгских историков и даже для политического руководства соответствующих субъектов Федерации. Так что стремление к созданию этнокомплиментарной истории «с назначением виновных» весьма дорого обходится безопасности региона.
Следует отметить, что стремление представить многофакторный и сложный процесс российско-северокавказского взаимодействия в качестве перманентного российско-советского геноцида –есть предмет вожделения наших «друзей и партнеров», желающих развала Российской Федерации. Недаром ряд зарубежных деятелей пытаются провокаторски вбить в сознание практически всех северокавказских народов подобные суждения.
Уже на протяжении нескольких лет в Интернет выкладываются «материалы», призванные обосновать произведенный Россией «геноцид» ногайского народа. Как правило, в них (взаимно компилятивных, не опирающихся на источники и историографическое наследие, а порой – и откровенно орфографически и пунктуационно безграмотных) временем геноцида ногайцев трактуются события 1781–1783 гг. Хотя есть и вариации, когда действия против восставших ногайцев А.В. Суворова объявляются «одним из последних геноцидов ногайского народа». Исходя из подобной надуманной концепции «перманентного геноцида», геноцидом ногайцев объявляются, в частности, и боевые действия османо-российской войны 1735–1739 гг.
«Главной датой» геноцида объявляется 1 октября 1783 г., когда А.В. Суворов военной силой подавлял сопротивление восставших ногайцев, не пожелавших переселяться в Уральские
степи. Объективно эти события были связаны с осуществленным Россией и Османской империей разделом Крымского ханства, по которому заселенное ногайцами Правобережье Кубани оказывалось под российской властью. Следует признать, что ногайцы, в силу своей традиционной воинственности, склонности к набегам не годились в качестве насельников нового российского пограничья, отсюда у высших российских властей и возникли проекты их переселения.
Принципиально заметим, что действительно драматичные военно-политические события в кубанской части ликвидированного Крымского ханства достаточно полно и аналитично были показаны в целом ряде как специальных, так и обобщающих кавказоведческих исследований, что избавляет нас от необходимости обширных фактографических «штудий», но дает возможность остановиться именно на основных «геноцидных трактовках» современных исторических
мифотворцев, которым, кстати, было бы полезно знать, что такое геноцид, и его действительные проявления и примеры.
Практически во всех предлагаемых вниманию неискушенных читателей материалах утверждается, что в результате событий октября 1783 г. российскими войсками под командованием А.В. Суворова было уничтожено порядка 500 тысяч ногайцев. Далее следует «констатация», что еще
около миллиона ногайцев эмигрировало в Турцию. Здесь, правда, наличествует специфический «разнобой», обусловленный, как представляется, общим уровнем компетентности авторов «выкладок» и их откровенной тенденциозностью. В одних материалах мы находим, что столь масштабных исход в Турцию имел место непосредственно после действий А.В. Суворова, в других – в середине – второй половине XIX в. Но, в любом случае, не может не возникнуть вопрос об общей численности кубанских ногайцев в начале 80-х гг. XVIII в., и о тех потерях, которые они могли действительно понести в столкновениях с российскими войсками. В данном случае оглашаемые данные о 500 тысячах уничтоженных ногайцев смотрятся вполне абсурдными, зато
полностью выдержанными в заданной тональности обвинения России в геноциде.
Следует отметить и то, что последовательность и причинно-следственные связи военной конфликтности ногайцев с российскими властями в подавляющем большинстве предлагаемых материалов препарируются весьма произвольно, иногда настолько, что может сложиться впечатление о неспровоцированном нападении на ногайцев войск А.В. Суворова. А это не соответствует исторической действительности, и на сей счет есть и документы, и исследования, не
столь уж, видимо, кое-кому интересные и потребные. Пожалуй, лишь в материале А.А. Уйсенбаева (заметим, первоначально опубликованном в газете «Восход» еще в ноябре 1996 г.) упомянуты «мирные» усилия того же А.В. Суворова по приведению кубанских ногайцев к присяге 28 июня
1783 г., вскоре последовавшее нападение 10 тысяч ногайцев на российскую Ейскую крепость. Однако и здесь, как будто следуя правилам «хорошего тона» заявляется, что царизм уничтожил более 500 тысяч ногайцев, а более миллиона ногайцев эмигрировало в Турцию.
Таким образом, уже довольно долгое время формируется «консолидированная позиция», следуя которой действительно драматичные страницы истории ногайского народа предлагаются к прочтению в кривом зеркале того «альтернативного» историописания, постулаты которого предусматривают, в частности, незыблемость правоты «своего» народа во всех конфликтных ситуациях. А это, в свою очередь, неизбежно предполагает и «назначение виновных» в его проблемах и горестях.
Весьма показателен присутствующий в материале с претенциозным названием «Исчезновение ногайцев» (интересно, кто в таком случае штамповал бы подобные опусы?) пассаж о том, что, когда Екатерине II доложили о подавлении ногайцев (заметим – подавлении, а не уничтожении), она воскликнула, что «ногайский вопрос» решен окончательно. В контексте приписывания России геноцида ногайцев подобная фраза выглядит вполне подобно «окончательному решению еврейского вопроса» в нацистской Германии. А это – окончательный абсурд, если, конечно, следовать фактам, а не заниматься «историческими реконструкциями» фальсификаторского толка.
Соответствующим образом создатели материалов интерпретируют и переселение ногайцев из России в Османскую империю в середине – второй половине XIX в. Иначе, чем депортация данный процесс не именуется. И, конечно же, данные события преподносятся очередной «вехой» геноцида ногайского народа.
И вот – шедевр в своем классе: в контексте описания переселения ногайцев в Турцию во второй половине XIX в., со «ссылкой» на В.А. Потто заявляется о какой-то причастности к нему… А.П. Ермолова, который-де в 1883 г. был в Тифлисе. Нужны ли здесь комментарии? Любопытно утверждение, что «остатки некогда наводивших ужас на славянских поселенцев Дикого поля
ногайских орд были согнаны в своего рода резервации на севере Таврической губернии (нынешняя Херсонская область) и на Кубани, принудительно переведены на оседлый образ жизни». Первые слова фразы говорят сами за себя, и многое могут объяснить на предмет причин конфликтности ногайцев с российскими властями. Что касается «своего рода резерваций» – вряд ли корректно, да и добросовестно искать параллели между процессом складывания российского многонационального государства и судьбой североамериканских индейцев. Касательно же перевода ногайцев на оседлый образ жизни, представляется, что у российских властей тогда практически не было иного варианта, прежде всего – в контексте военизированной и конфликтной специфики традиционного кочевого уклада ногайцев.
Интересно и то, что и действия Советской власти, и постсоветские реалии преподносятся авторами «выкладок» в мрачных тонах постоянных притеснений ногайцев. Признавая реально существовавшие и существующие проблемы, следует отметить, что подобный дискурс оценки пребывания ногайского народа в составе российского, советского и современного российского государства вполне может способствовать этноконфессиональной нестабильности на Север-
ном Кавказе, а размещаемые в Интернете опусы имеют характер провокационный, экстремистский, не имеющий отношения к исторической науке, равно как и к исторической
действительности, которая в них грубо искажается. И представляется, что силы исторической науки не должны оставить без внимания очередной вызов безопасности российского Северного Кавказа.